За край света на Dicso
“Cмотри туда!” – стараясь голосом победить шум ветра и волн, направляет попутчик. Если б не туман, на горизонте мы бы разглядели темный край Хоккайдо – в 42 километрах отсюда, от мыса Крильон, начинается Япония. Уже ловит их радио и дорогущая мобильная связь. Но у нас – ни виз, ни загранпаспортов. Мы в России.
Я стою на остатках старой кирпичной кладки, уставившись на пролив Лаперуза, и пытаюсь отыскать в памяти пятидневную дорогу до самой южной оконечности самого большого острова России. Главный вопрос: как мы, черт возьми, сюда добрались?
Сахалин – остров непростой судьбы. Географически отнесенный на задний двор великой державы, он всю дорогу словно и принадлежал ей, и не принадлежал. Край черной каторги. Конечный пункт величайшей пешеходной ссылки. Кладезь земли, угля и нефти. Объект столетнего дележа с Японией. Словом, история и режим на Сахалине отдохнули.
Да что там – даже сегодня здесь, в регионе Российской Федерации, на который (в отличие от соседних Курил) уже никто не претендует, так и не могут определиться, при чьих порядках было лучше. Как бы то ни было, бесспорно одно: до того момента, как японских оккупантов прогнали с острова, они дали Сахалину дороги. И те умудрились уцелеть.
Заброшенная грунтовка уводит нашу колонну прочь из оживленного Южно-Сахалинска на юг. Первый день экспедиции. Вместо грязищи и остатков морской капусты бока Discovery еще поигрывают на солнце чистым глянцем. Баки и желудки заправлены, а семичасовой джетлаг с Москвой пока не требует от организма подзарядки.
Под бубнеж дизеля, поедающего самую дорогую в своей жизни солярку (по 40 рублей за литр), пробиваем путь через июльское высокотравье с миксом лимонника, кустов бамбука и зарослей громадного лопуха, похожих на прилавки с патефонами. Одним таким листом можно закрыть лобовое стекло. А если приспичит, можно... словом, негигиеничную шутку про роту солдат и лист лопуха мы вспоминали долго. Пару раз – когда наш Disco, крадучись, переваливал через большую промоину. И еще несколько раз – когда, обходя слякоть, мы завалили горизонт так, как не учат и на мастер-классах по фото. Задние колеса Disco соскользнули с косогора, беспомощно поехали вниз и, чвакнув, уперлись в глину, сильно качнув кузов... “Три листа лопуха”, – зачем-то посчитал про себя.
Но настолько жесткий офф-роуд для южного Сахалина, слава Богу, не так уж характерен. Из Южно-Сахалинска до портового города Корсаков ведет широкое асфальтовое шоссе. То извиваясь ужом, то расправляясь в прямики, оно выбрасывает нас к оживленному побережью с шикарной панорамой на залив Анива и тут же выписывает красивый вираж. У кромки воды – покосившиеся кубики огневых точек, остатки бетонной памяти о борьбе за остров.
Чуть выше по склону – память иного рода и цвета: заново выращенный лес взамен уничтоженного в начале 20-х разрушительным набегом сибирского шелкопряда. Массовая вырубка хвойно-лиственных в ряде округов, носивших еще японские названия, была единственной возможностью сохранить от прожорливых гусениц хоть что-то. Сегодня лес вырос, а про государственную рубку с безотходной переработкой и целлюлозно-бумажным бумом уже не вспоминают. Хотя сам факт того, что инфраструктура юга и через 80 лет по-прежнему опирается на клюку японского наследия, полон иронии. Но сегодня смотрят дальше.
К побережью подтянулся плавучий гигант, похожий на металлический пузырь. На суше – с иголки новый завод по сжижению природного газа, один из трех больших совместных проектов по доставке голубого топлива с северо-востока острова. На шельфе ведут работы по добыче нефти и газа. Регион оживает и набирает темп.
– А устрицы вы пробовали?
– Пробовал? Да я по ним ходил!
Поддаем своего газку – и портовые краны с ярким факелом цивилизации скрываются в клубах грунтовой пыли и мелкого щебня. Побережье снова делает шаг назад, уступая место траве и слабосоленым блюдцам озер.
Неподалеку заготавливают морской гребешок. На фоне рыбного промысла ремесло это нехитрое. Несколько сотен метров от берега на ракушечную отмель – и вот вы в большой тарелке с деликатесами. Раковины гребешка, крупные устрицы, морской еж и напичканные йодом трепанги – доставай и ешь, море угощает. И по мере того, насколько меняются угощения, ты начи-наешь менять представления об острове. Сахалин подкупает. В обмен на стереотипы дает тебе громадную взятку рыбой и лесом. А после, когда ты, уставший турист, потихоньку чумеешь от природного изобилия, остров толкает тебя в реальность.
“Землетрясения? Бывали, а как же. Конечно, сильнее доставалось Курилам, но и нас задевало”. В 95-м от толчка на севере почти целиком исчез северный Нефтегорск. Две с лишним тысячи жертв, черный день его истории. Но бывало иначе. 7 лет назад твердь зашаталась под Невельском. Удар прошел нелинейно, развернул могильные памятники, разрушил пару районов и выстрелил в береговую зону, деформировав рельеф. Невельск отстроили заново. Сегодня это утопающий в лимоннике городишко с аккуратными трехэтажными микрорайонами и новым муниципальным центром. Отняв одну человеческую жизнь, семибалльный толчок дал этому месту будущее.
Отсюда еще ведет асфальт, но вскоре дорога обрывается. Теперь – только направления, ограниченные сопками и влажным песком с тоннами пахучей ламинарии. Подвеску – вверх, режим движения – “песок”. Пользы от понижайки уже нет: сбавлять скорость опасно, колеса вязнут в песчаном полотне.
Туман приглушает свет и краски. Из дымки навстречу выступают обломки погибшего парохода, когда-то курсировавшего аж до Сиэтла. Боевое было время. Потом ранение, потеря винтов, обрыв цепей при буксировке – и все… Латать грузовую махину не стали, оставили гнить в краю соли и чаек.
– Алло, я на море. Ныряю, копаюсь в песочке, смотрю на звезды
“А на Монероне, говорят, держали лепрозорий...” – фраза гида вновь освежает мысли. Монерон. Вулканический “остров морских львов” к западу от Крильона, помимо французского имени и природного богатства знаменитый тем, что в сентябре 83-го неподалеку рухнул корейский Boeing, по ошибке сбитый советским перехватчиком. История не менее загадочная, чем мифы о прокаженных азиатах или подводном доке для субмарин.
Или о кораблях, которые нещадно бились в здешних краях. Чемпион по сбору металлолома – гора Коврижка: выдающийся в море странный скальный выступ без макушки, каменное свидетельство того, что Господь играл в куличики. В этом месте, где касатки гоняют морских львов, на мель садились не раз и не два. И последний – угораздило же! – прямо на моих глазах.
“Куда ты?! На хрена отпустил? Полный газ!” Черт бы подрал мою трусость с акселератором и эту тошнотворную вонь! Засадить Discovery в жижу из тухлой морской капусты и мух из всей колонны вышло лишь у меня. Амбре от гниющей на солнце ламинарии по десятибалльной шкале тянет на двенадцать. Получите лопату, кэп! Если уж судьбой мне уготовано черпать дерьмо, то здорово, что здесь, вдали от глаз.
На понижайке, с задранной пневмоподвеской (спасибо, что остался резерв хода) и при шахматной игре с клавишами Terrain Response удается раскатать колею и вырваться на свободу. Видок и аромат – под стать местечку. Кто-то съязвил про текстильные салонные коврики…
Мы на глухом песчаном берегу, километрах в сорока от последнего населенного пункта. Почти финиш. До маяка на Крильоне, самой южной точки Сахалина, рукой подать – километров сорок.
Теперь понятно, почему ржавеют старые конструкции важнейших для моряков береговых сигналов. Почему море и соленый ветер спокойно доедают остатки металла. Почему здесь смеются при слове “ремонт”. Почему большинство повествований ведут в прошедшем времени... Без дорог в краю сложно. За краем – сложно вдвойне. И счастье, что нашим Land Rover удалось до последнего не замечать их отсутствия.
“Было дело. Приезжали на КАМАЗах, помогли по хозяйству. Поставили, облагородили, обновили памятники. Ну а как – место-то важное. Здесь кончается Россия, ребятки. Она кончается здесь...”
ТЕКСТ: КОНСТАНТИН НОВАЦКИЙ / ФОТО: КИРИЛЛ КЕЙЛИН